Едва ли что-то сравнится с ней в богатстве нюансов и точности наблюдений за движениями человеческой души. Смешно отрицать очевидное: два века спустя наши амбиции, страхи и сокровенные мечты находят другое воплощение. Вот только чувства мы испытываем ровно те же. Прозвучит банально, но классика, реалистичная, сложная и неоднозначная, актуальна всегда.
В основе повести мысль (только мысль) об измене, мучительная и необоримая. Иртенев — дворянин с головой на плечах и хорошим будущим, к тому же счастливо женатый, не столько не способен, сколько не волен противиться чувству, вызванному лукавой крестьянкой Степанидой. «Угрюмый, тусклый огнь желанья» далёк от поэзии: Иртенев стыдится своей страсти, он огорчён, раздосадован, смущён... И всё же безволен. Случайного взгляда смеющихся глаз босоногой подёнщицы достаточно, чтобы юная жена показалась ему особенно «бледной, жёлтой и длинной, слабой»...
Фабула условна, даже схематична: Толстой не тянет на свет божий все сомнения героя. Повесть казалась бы наброском, абрисом, не будь финал (оба его варианта) так решителен и однозначен. Какая из версий убедительнее, решайте сами.
От персонажей романа запросто станет дурно, но как мастерски они выписаны! Властная, блажная старуха Арина Петровна, её постылые дети и неприкаянные внуки — никого-то вы, раз запомнив, не забудете, и не старайтесь. Как хорош любезный сын Иудушка! Он словно нравственно протух ещё в детстве, его елейный голос, и тот источал миазмы. Пустословный, суетный, скользкий, он внушал суеверный ужас и как будто не жил, а был подёрнут тленом с самого рождения. Но слово «жить» здесь вообще не уместно: господа Головлёвы существовали, рассыпаясь в прах, мучительно и безобразно.
Страшная тоска и душевная пустота — они-то и стали причиной мелочного скопидомства и жалкой беспомощности, неспособности этих людей видеть, слышать и сострадать. Салтыков-Щедрин — сатирик, но книга нравов не высмеивает. Она пугает.
Уральские заводы XIX века... Построенные ценой тысяч жизней, они дают баснословную прибыль, но даже ей не умерить людской алчности. Их владельцу нужна железная рука, но что, если их законный хозяин — человек доверчивый и мягкий?
Привалов позволяет себе быть ведомым. Знает о неправде и не пытается ничего прояснить. Понимает, что нужна решительность, но медлит. Видит всё, но бежит от тяжёлых подозрений и собственных чувств — чтобы что? Великодушие приносит ему одни неприятности, а отказ от борьбы оказывается сомнительной добродетелью.
Интересно, что Мамин-Сибиряк не даёт меняться никому, даже очевидно безнравственным персонажам. Ни намёка на попытку осознания: растраты, пьянство, прелюбодеяние — провинциальная скука, знаете ли… Но с виду всё строго в рамках приличия. Уездный высший свет чувствителен к таким вещам.
Фото: @golomazdina
ВАМ ТАКЖЕ МОЖЕТ БЫТЬ ИНТЕРЕСНО